Вскоре после нашего небольшого собрания мне становится слегка не по себе, и я, захватив газету, устремляюсь вниз.
Мое новое граффити выглядит так:
Питер Инглис – гребаный разносчик СПИДа
и
Ингус - больной педик
Сижу, смотрю. Меня разбирает смех, но смеяться больно. Потом на смену веселости приходит депрессия, за которой следует ровный накат возмущения. Нельзя поступать так со своим товарищем. В полиции такое непозволительно. Я же, черт возьми, федеральный представитель. Так унижать коллегу... Накручиваю и накручиваю себя, входя в роль.
Дергаю за цепочку, смывая дерьмо. Вот они, глисты. Ладно, ублюдки, я и до вас доберусь.
До всех,
Поднимаюсь наверх и решительно направляюсь к Питеру. Трогаю его за плечо и отвожу в угол.
- Питер, ты видел надписи в туалете? - негромко, с оттенком озабоченности спрашиваю я.
- А, ты про это. Там всегда что-то есть. Стараюсь не обращать внимания.
Он пожимает плечами.
- Может быть, и стоило бы, - говорю я, давая волю гневу. - Лично я сыт по горло этим дерьмом. И как федеральный представитель не допущу, чтобы кто-то порочил моих товарищей. Сейчас же иду к Тоулу. - Я возвышаю голос и обвожу комнату взглядом. - Здесь завелся какой-то дешевый шутник, любитель грязных игр. Пусть надеется, что я не найду его!
Вылетаю из комнаты, чувствуя на себе ошеломленные взгляды. Несусь по лестнице к кабинету Тоула и вхожу, не постучав.
- Шеф, можно на пару слов?
- Брюс, я сейчас немного занят, - говорит он, перебирая бумаги на столе.
Похоже, для Тоула настали не самые лучшие времена. Я хочу, чтобы вы пошли со мной и посмотрели кое на что, на граффити в туалете.
У меня нет времени на...
А у меня как у федерального представителя тоже нет времени разглядывать постыдные надписи, чернящие моих товарищей!
Ну что там?
Я объясняю Тоулу положение дел, и мы вместе спускаемся в сортир. С нами идут и другие, их лица похожи на физиономии тех упырей, которые стояли и смотрели, как на их глазах умирал тот парень, Колин Сим. Все поворачиваются к Инглису, ожидая его реакции. Тот выглядит совершенно потерянным.
- Это все полная чушь, - снова и снова повторяет бедолага, не зная, что ему делать: то ли пролить свет па состояние вещей, то ли спрятаться подальше.
Ну и как оно?
Поднимаюсь наверх вместе с Тоулом, и он приглашает меня и свой кабинет и закрывает дверь.
- Послушай, Роббо... Инглис ведь не... ну, ты понимаешь, да?
- Что именно? - спрашиваю я, чувствуя, что мне начинает нравиться эта игра.
- То, что там написано, брат Робертсон, - резко бросает пул.
Ситуация для него явно неловкая, надо играть в открытую.
- Да или нет, не важно, - отвечаю я, подбрасывая наживку. - Сексуальная ориентация Питера - его личное дело. Его унижают, он жертва, а наша официальная политика состоит в том, что человека нельзя подвергать дискриминации по сексуальным мотивам.
- Но можно ли называть Инглиса жертвой сексуальной агрессии, если он не является... как это называется, да, геем. По-моему, сейчас используют такой термин?
- Ладно, Боб, ты можешь называть это сексуальным преследованием или просто преследованием, но я вижу в происходящем неприемлемое проявление низкой культуры.
- Да, Брюс, конечно, здесь я полностью на твоей стороне. Подобные выходки недопустимы, и их надо решительно пресекать. Просто... должен сказать, я немного шокирован... Питер Инглис... никогда бы не подумал...
- Питер - одинокий человек, Боб. Какие там у него проблемы - его дело, и я не очень хорошо его знаю. Но я не потерплю, чтобы моего товарища третировали подобным образом.
- Полностью с тобой согласен. Обязательно этим займусь.
Выхожу из кабинета в приподнятом настроении. Два понятия, «Инглис» и «гомосексуализм», теперь связаны неразрывной нитью. А вот «Инглис» и «повышение» заметно отдалились друг от друга. Ах, игры, игры.
Когда тебе катит, этим надо пользоваться, и я решаю заглянуть в цветочный магазин к Эстелле. Неплохо было бы прокатиться на этой лошадке. Наверняка она боится Сеттерингтона и Гормана. Конечно, ей нужна защита от этих чудовищ. Нужен человек, которому она могла бы доверять. Более опытный, более зрелый мужчина, способный дать то, что необходимо каждой женщине. И если есть на свете несчастные, ждущие спасителя дамочки, то кто выступит в роли рыцаря в сияющих доспехах, если не детектив-сержант Брюс Робертсон, в скором времени детектив-инспектор Робертсон.
Думаю об Эстелле, о комбинации возможных позиций и тех звуках, которые издает подвергшаяся сексуальной агрессии девушка, и в штанах набухает знакомый ком. Мы втроем: я, она и Клэр, подопечная Мэйзи. Как раз то, что доктор прописал. Вот чем надо избавляться от экземы, а не мазями Росси!
В магазине никого нет, кроме недовольной старой вешалки, которая сообщает, что Эстелла простудилась.
- Сейчас многие болеют, - бодро говорю я.
- Да уж, конечно, - ворчит старая крыса.
Теплых чувств к Эстелле она явно не испытывает, это так же верно, как и то, что на футболе нынче делать нечего.
- Много у нее бывает посетителей?
- Даже слишком, - шипит эта грымза и морщит и без того сморщенный нос. - А вам-то что до того?
Да, бля, шотландский рабочий класс и полиция понятия I не же совместимые, как мать Тереза и разворот «Плейбоя». Решаю остановиться.
- Просто хочу удостовериться, что у меня нет соперников. Улыбаюсь и поворачиваюсь к выходу.
Вот уж не подумала бы, что она так опустилась, - отит вслед мне наглая старушонка. Я резко торможу, оглядываю помещение и нюхаю парочку растений.